ИСТИНА

Исследования представлений средневекового человека о мироустройстве используют самые разные виды источников, однако, материалы по теории и практике средневековой музыки до сих пор изучены очень мало. Мы можем рассматривать средневековую музыку как собрание определённых закономерностей мышления и своего рода модель мира, трансформировавшуюся в зависимости от перемен в мировоззрении людей. [6] Тогда исследование радикальных перемен в музыкальной теории и практике, возможно, дополнит и обогатит наши представления о сознании людей, произведших эти перемены. Такой судьбоносной переменой стал переход от одноголосия к многоголосию в западной музыке. В Средние века как вокальная, так и инструментальная музыка никогда не рассматривалась изолированно как подвластная суждениям, основанным исключительно на внутренних музыкально-теоретических правилах, – она всегда полагалась составляющей частью вселенской гармонии. [2] В данном докладе мы рассмотрим, как воспринимали и обосновывали перемену в способе музыкальной реализации идеи гармонии современники и проанализируем, было ли многоголосие содержательной или исключительно формальной переменой. Согласно известной мысли Гонория Августодунского, мир подобен бесконечная цитра, струны которой производят удивительную гармонию всех разновидной звуков (Liber XII quaestionum II): «Summus namque opifex universitatem quasi magnam citharam condidit, in qua veluti varias chordas ad multiplices sonos reddendos posuit: dum universum suum opus in duo, vel duo sibi contraria distinxit. Spiritus enim et corpus quasi virilis et puerilis chorus gravem et acutum sonum reddunt, dum in natura dissentiunt, in essentia boni conveniunt… Similiter corporalia vocum discrimina imitantur, dum in varia genera, in varias species, in individua, in formas, in numerous separantur: quae omnia concorditer consonant, dum legem sibi insitam quasi tinnulos modulis servant. Reciprocum sonum spiritus et corpus, angelus et diabolus, coelum et infernus, ignis et aqua, aer et terra, dulce et amarum, molle et durum, et sic caetera in hunc modum». [9] Обыкновенно эту фразу рассматривают в исключительно метафорическом понимании, однако, среди прочего, мы встречаем описание конкретной литургической музыкальной практики: антифонарного пения (исполнение песнопения двумя противопоставленными друг другу хорами). Следовательно, для Гонория антифон является примером единства мира в разнообразии форм. [4] Антифонарное пение в западной литургической традиции можно рассматривать как одну из первых форм существования многоголосия: как протополифонию, ещё не сведённую воедино. Известно много свидетельств существования рудиментарной полифонии в церквях начиная с каролингского периода на базе григорианского хорала. Однако современники не видели в этом умножения голосов: так, у Хукбальда Сент-Амандского практика второго голоса проходит под именем «organisatio» [7] и у автора Musica enchiriadis под именем «diaphonia seu organum», он же рассматривает полифонию как орнаментацию церковного пения (pro ornate ecclesiaticorum carminum). [10] Характерно, что полифония высокого Средневековья так и не получила специальных графических обозначений. [5] Всё это приводит к предположению о том, что технически уже многоголосная музыка понималась как вариация монодии. Постепенно происходит усложнение музыкального дискурса, развиваются новые музыкальные формы: троп и секвенция. [11] Понимание сути тропа подтверждает наше предположение об отсутствии реальной концепции многоголосия: его природа сродни природе комментария к рукописи на полях, который затем влечёт за собой новые дополнения и комментарии к комментарию. Вначале троп существовал как вертикальное ответвление от музыкального текста, затем получает собственный текст и «горизонтально» сопутствует основной текстово-мелодической линии. [2, 8] Итак, ранняя полифония, по сути, представляла собой изложение единообразного мелодически-текстового материала и происходила из стремления к конкретике изложения единого целого. Её можно описать как индуктивное движение от общего содержания к вариативным воплощениям. Это понимание объединяет как теорию, так и практику музыки. Приведённая в начале фраза Гонория Августодунского – одно из первых свидетельств нового, «дедуктивного» понимания: внимание обращено в первую очередь к форме, и разнообразные музыкальные «комментарии» соединяются в неделимое пространство. Подобная перемена в восприятии имела значительные последствия, в частности, открыла возможности для более широкого использования органа и позднейшего внедрения в литургическую музыку иных инструментов (в частности, трубы), а также интегрирования светских мелодий. Библиография: Bowles E.A. Were Musical Instruments Used in the Liturgical Service during the Middle Ages? The Galpin Society Journal, Vol. 10, 1957. P. 40-56 Bukofzer M.F. Speculative Thinking in Mediaeval Music. Speculum, Vol. 17, No. 2, 1942. P. 165-180 Caldwell J. The Organ in the Medieval Latin Liturgy, 800-1500. Proceedings of the Royal Musical Association. Vol. 93, Issue 1, 1996. P. 11-24 Chenu M.-D. Nature, man and society in the the Twelfth century. Essays on the new theological perspectives of the latin west. Chicago, 1968 Colette M.-N., Popin M., Vendrix P. Histoire de la notation du Moyen Âge à la Renaissance. Clamecy, 2003 Gallo F.A. Introduzione // Musica e storia tra Medio Evo e Età moderna. Bologna, 1986. P. 9-32 Hucbald de Saint-Amand EXTRAITS DE DEUX TRAITES DE MUSIQUE [Электронный ресурс] http://remacle.org/bloodwolf/erudits/hucbald/musique.htm — Загл. с экрана. Huglo M. Chant grégorien et musique médiévale. Aldershot, 2005 Honorius Augustodunensis PL, CLXXII, 1179 THESAURUS MUSICARUM LATINARUM [Электронный ресурс] [Bloomington] Musica enchiriadis http://www.chmtl.indiana.edu/tml/9th-11th/MUSENCI_TEXT.html — Загл. с экрана. Saulinier Dom D. Le Verbe e la musique // La place de la musique dans la culture medieval. Actes du Colloque organizé à la Fondation Singer-Polignac le mercredi 25 octobre 2006, éd. par Olivier Cullin. Turnhout, 2007. P. 39-47 Uguccione da Pisa. Derivationes. Firenze, 2004