ИСТИНА

В докладе рассмотрена проблематика ответственности на материале российских народников 1880-х гг. - кризисного (переломного) для этого направления периода. Народничество 70-х гг. XIX в. было основано на гипертрофированной идее персональной ответственности. Политический кризис рубежа 1870-80-х гг., кульминацией которого стали события 1 марта 1881 г., обернулись кризисом народнической идеологии. Старые методы активности и борьбы один за другим дискредитировали себя. Восьмидесятые годы стали временем ревизии самой идеи социальной ответственности. В публицистике Г. И. Успенского уже с 1882 г. наметился отказ от героической концепции спасения народа образованным меньшинством. Возникло представление о “народной интеллигенции”, существовавшей издавна и бравшей на себя ответственность за развитие народа (“народные угодники”). Тем самым, образованный человек освобождался от надуманного призвания “идти в народ”, бороться и спасать его. Ответственность за народ возлагалась на сам народ. Отказавшись от геройства и внешней ответственности, образованный человек оставался наедине с собой. “Теория малых дел” выступала, в первую очередь, в смысле автотерапевтическом: как помощь самому себе. Будущая “настоящая интеллигенция” Успенского (люди, движимые высокими идеями, “несущие свет”, независимо от своего социального и образовательного статуса) должна была начинать преобразование мира с самой себя. Успенский открыто апеллировал к христианским образам, переосмысливая их в секулярном ключе. Эти идеи активно усваивались народническими публицистами конца XIX в. Однако конструирование нового мира изнутри самого себя могло происходить совершенно разными путями. В частности, это могло быть собирание своей целостности или независимости по отношению к внешней среде. Реанимировалось представление о демиургической силе искусства (Н. М. Минский, 1884). В пост-народнических кругах наметилось отторжение новой проповеди Л. Н. Толстого, которая не устраивала своим подчеркнутым утилитаризмом. Эстетизм позволял не столько преодолеть зло, сколько использовать его в творческих целях. Произошло неожиданное смыкание с консервативной средой (К. К. Случевский), открывшей тему самодостаточного зла, но, в сравнении с пост-народниками, сторонившейся откровенного этического дуализма. Новая эстетика положила начало Серебрянному веку (Д. С. Мережковский, К. Д. Бальмонт, М. А. Врубель). Вместе с тем, толстовская духовность позволяла отвергать официозные идеи на почве этического протеста. Ставшее уже традиционным народническое стремление к социальному равенству стало сочетаться в 1880-е гг. с борьбой за личные права как отправную точку освобождения (Д. И. Шаховской). Помощь каждого всем трансформировалась в помощь всех каждому. На основе так понятой “теории малых дел” стал складываться социальный либерализм кадетского типа, у истоков которого на рубеже веков стояли многие активисты народничества. Более классические (и теснее связанные с синхронными западными тенденциями) формы прогрессизма предполагали отказ от персональной ответственности в пользу класса или государства как неизбежно побеждающих в истории сил. Отсюда усиливался интерес к марксизму (Г. В. Плеханов, 1882) или монархии (Л. А. Тихомиров, 1887). Выразителем классовых или государственных интересов становилась передовая политическая партия. Вместо дискредитированной личной этической позиции должна была появится новая классовая или государственная мораль. Развивавшиеся на фоне мощной и постоянно убыстрявшейся социально-экономической трансформации России интеллектуальные тенденции имели общую направленность: они создавали новый мир и, соответственно, новые представления об ответственности. Безусловно, сами эти представления принципиально различались: сведением их к собственной персоне (отсюда и сохранение персональной ответственности, и идейный имморализм) или растворением в идее движущих сил. Однако, так или иначе, воля к власти давала о себе знать. Очень часто разговор об ответственности перед историей, обществом или собой закрывал способность ответить собеседнику.