ИСТИНА

Проблема соотношения так называемых "традиционных","советских" и "современных" элементов культуры является чрезвычайно актуальной в первую очередь для отечественной этнографической науки. Вместе с тем подобное исследование имеет смысл и в рамках исследований "пост-советского" и "пост-пост-советского", проводимых в англоязычных странах. Соотношение различных элементов культуры, оценка носителями культуры тех или иных явлений (праздников, способов организации труда, объединений) как "традиционных", "советских" или "современных" могут привести к принципиально новому видению соотношения "традиционного-нового". В частности, в качестве рабочей гипотезы мы выдвигаем тезис о том, что "советское" не всегда, но в ряде случаев воспринимается в культуре Русского Севера как "традиционное". В частности, традиционными считаются формы проведения колхозных собраний, в отличие от современных голосований. Научная новизна исследования заключается в выборе региона (Русский Север), а также в фокусе на соотношении различных элементов в культуре. Обычно культура Русского Севера исследуется преимущественно с точки зрения поисков традиции и частичной трансформации традиции. Наша задача посмотреть на культуру в целом, включая и современные способы рыбной ловли, проживания в больших городах и возвращения на лето в деревню и в этих новых явлениях выявить различные компоненты: "традиционное", "советское" и "современное". При этом акцент будет делаться не на подобии встречающихся сейчас явлений этнографическим описаниям XIX-XX веков, а на оценке этих явлений людьми как "традиционных", "советских" или "современных". Результаты исследований будут апробированы в рамках общероссийских и международных конференций (конгресс этнологов и антропологов, "Конструируя советское"), а также в рамках круглого стола по проблемам советского и традиционного на базе Исторического факультета МГУ. В 2017-2018 годах на основании материалов полевых исследований будут подготовлены статьи для журналов из списка ВАК (Вестник МГУ, Вестник СПбГУ).

The issue of the so-called "traditional", "soviet" and "modern" culture’s elements is the very typical, in the first place for the contemporary Russian ethnography. At the same time this keen of investigation makes sense within the framework of researches of “the post-soviet” and “the post-post-soviet” that are conducted in English-speaking countries. The correlation of various culture’s elements, the native people’s estimation of diverse “traditional”, “soviet” and “modern” phenomena (festivals, organization of labor, forms of working collectives) can lead to the new view upon the problem of “tradition-modernity” correlation. In particular we advance the working hypothesis that “the soviet”, though not always but in a huge amount of cases, is interpreted as “traditional” by the dwellers of the North of European Russia. In particular collective farm (kolkhoz) meetings are considered as traditional, and are juxtopposed to modern ways of voting and group decision making. The investigation’s actuality consists in the region’s choice (the North of European Russia) and accent the correlation of various elements in culture. The Russian North’s culture is usually investigated as the place of archaic traditions and their slow transformation. Our aim is to give a wholistic picture of the contemporary culture, including different aspects of it: so-called "traditional", "soviet" and modern. We will payspecial attention to the people's evaluation of different elements of culture as "traditional", "soviet" and "modern". The fieldwork data will become basis for scientific reports at Russian internal conferences. The round table dedicated to the correlation of soviet and traditional culture will be organized at Moscow State University. In 2017-2018 two articles should be prepared for publication.

В 2016 году в рамках гранта № 16-01-18075 «Культура Русского Севера: традиционное, советское, современное» было совершено 5 экспедиционных выездов. А. В. Туторским с 28 марта по 26 мая 2016 года и с 10 июня по 28 июля 2016 года (два приказа было необходимо оформить в соответствии с внутренними правилами МГУ), М. Н. Архиповой с 1 августа по 28 августа 2016 года, А. Г. Новожиловым с 20 июля по 30 июля 2016 года и Д. Д. Петровым с 20 августа по 20 октября 2016 года. Кроме того, полевые исследования велись на бюджетные средства МГУ имени М. В. Ломоносова: А. В. Туторский находился в поле с 20 января по 18 марта 2016 года. Вожгора. Центром исследования стала деревня Вожгора Лешуконского района Архангельской области. Это один из наиболее удаленных населенных пунктов области, находящийся на границе с Республикой Коми. Одна часть Муниципального образования «Вожгорское» граничит с Удорским районом (центр город Усогорск), а другая с Усть-Цилемским районом республики Коми. Связи с Коми Республикой у жителей МО «Вожгорское» чрезвычайно сильны. В частности в деревне проживает несколько выходцев из соседних районов республики. Крупнейшее рыболовецкое угодье МО «Вожгорское» – Ям-озеро – находится в совместном пользовании жителей Вожгоры и близлежащих деревень и усть-цилемов. Традиционная культура и география. В ходе полевых исследований и работы с краеведческой (Галев Н. А. Время и судьбы. Очерки истории Лешуконья. Архангельск, 2004; Новиков А. В. Лешуконье. Архангельск, 2003.) и историко-географической литературой (Максимов С. В. Год на Севере. Архангельск, 1984; Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск, 1993.) выяснилась чрезвычайно важная информация о системе путей сообщения Лешуконского района. В частности чрезвычайно важным фактом является то, что Койнасская волость (куда долгое время входило село Вожгора) являлась инфраструктурным перекрестком или пересечением водного речного пути по Мезени и зимнего санного пути из Пустозерска на Пинегу. Этот путь описывает под номером «три» лешуконский краевед, уроженец села Вожгора, бывший директор Вожгорской средней школы, на пенсии корреспондент лешуконской районной газеты «Звезда» Николай Афанасьевич Галев в очерке, посвященном Мезенским и Пинежским ярмаркам: «На старинной карте Архангельской губернии показаны древние торговые пути, которыми пользовались жители Мезенского [в который входили в XIX веке земли современного Лешуконского района – А. Т.] уезда. Их было три: 1. Зимник из г. Мезени в г. Пинегу, проходивший через Кимжу, Староизбищенскую и далее вверх по Кулою; 2. Тракт г. Мезень – Б. Нисогора – г. Пинега; 3. Зимний путь Усть-Цильма – Вожгора – Важгорт – Пинега. Из Вожгоры этот путь проходил лесом через междуречья Мезени и Вашки, Вашки и Пинеги. На всем пути были избы, обогреваемые весь период проведения ярмарок кушниками "из бедного сословия"» . По всей видимости, далее после Усть-Цильмы эта дорога шла на Пустозерск, поскольку именно таким путем через Вожгору туда добирался С. В. Максимов в1857 году . Основываясь на изданных источниках и материалах краеведческой литературы, мы можем примерно датировать существование этого зимнего пути периодом не менее двух веков: с начала XVIII до конца XIX века. Первоначальную датировку нам дает Переписная книга 1716 года (вторая ландратская перепись). В ней среди прочих дворов «деревни Вочгорской» упоминается двор «двор Ефрема Назарова сына Галева, вдов, съехал от хлебной скудости в сибирские городы… Изба пустая с сенми для приезду целовальников, что приезжают с Мезени для збору таможенных пошлин с проезжих людей Пустозерского острога» . Таким образом, как минимум в 1716 году дорога существовала. А если предположить, что практика приезда чиновников из Мезени для сбора таможенных денег сложилась не в первый год и, пожалуй, не в первое десятилетие существования дороги, то дорога могла существовать с конца XVII века. Конечная дата связана с концом XIX века. Зимний путь Усть-Цильма – Вожгора утратил свое после строительства тракта Койнас – Усть-Цильма. Вот что пишет об этом Н. А. Галев: «В 1891 году Устьцилемская, Ижемская и Пустозерская волости выделились в самостоятельный Печерский уезд, который был самым богатым в Архангельской губернии. В связи с этим был построен тракт губернского значения Усть-Цильма – Койнас, первые обозы по которому прошли в 1893 году. Зимник Усть-Цильма – Вожгора со временем захирел и использовался только для вывоза рыбы с Ямозера. Но дорога Вожгора – Важгорт через Междуречье Мезени и Вашки продолжала действовать вплоть до революции» . Существование пересечения в Вожгоре речного и санного пути позволяет совершенно иначе взглянуть на современное положение деревни и на два факта из ее историко-этнографического прошлого. В настоящее время деревня Вожгора очень часто определяется как наиболее отдаленный, а зачастую добавляется более категоричное наименование – захолустный, населенный пункт Лешуконского района. Но, как мы видим, в XVIII-XIX веках деревня являлась крупным узловым транспортным пунктом на Средней Мезени. Первый факт, который становится понятным исходя из знания о пересечении путей, это то, почему Вожгора стала первой деревней по Мезени, в которой русские крестьяне стали заниматься оленеводством. Н. А. Галев пишет об этом явлении: «В 1785 году, по данным "Экономических ведомостей Мезенского уезда", оленей в деревнях нынешнего Лешуконского района еще не было. Но уже в 1866 году их было 640 голов, в том числе в Вожгоре у Федота Ляпунова – 200 голов, его брата Федора – 200 голов, Николая, Анисима и Матвея Ляпуновых – по 10 голов, в Лебском у Лешукова Ивана Герасимовича – 150 голов, у Гольчикова Андрея – 10 голов. В других верхнемезенских деревнях оленей не было» . Нет смысла подробно описывать дальнейшую историю оленеводства в районе, поскольку она подробно изложена в процитированной книге. Подчеркнем лишь один факт: и в XIX веке Вожгора была воротами культурного влиянии на Средней Мезени. Второй факт. Зимний путь сообщения позволяет пусть и частично приоткрыть завесу тайны над очень интересным и нехарактерным для других деревень Лешуконского района обычаем почитания «Бабкиного пня» . Бабкин пень стоит особняком среди почитаемых мест Архангельской области. Он практически не имеет привязок к христианскому культу, хотя находится неподалеку от деревни, где подавляющее большинство жителей является русскими и принадлежит к христианскому вероисповеданию. Единственным рукотворным маркером почитаемого места является антропоморфная кукла, напоминающая масленичное чучело, в женской одежде, высотой около метра со сделанным из ткани лицом. За поясом у куклы заткнут пучок сухих трав... Местное предание гласит, что в неопределённо отдалённом прошлом на этом пне умерла заблудившаяся в лесу бабушка из Вожгоры, отправившаяся в лес за грибами и ягодами . Традиции почитания бабкиного пня имеют много общего с почитание обетных крестов. Во-первых, бабкин пень, пользуясь терминологией А. А. Ивановой и её коллег, отвечает принципам «периферийности» и «трансграничности» – он находится в некотором отдалении от населённого пункта, на месте первого привала по пути в лес, отграничивая «окультуренное пространство» от природного. Во-вторых, к нему приносятся некие дары «пойдёшь, так хлебца возьмёшь, ягодок наберёшь, так вот этой бабушке – бабушке-побываленке и положишь. Снесёшь ещё и платок, белый платок» . При этом от обетных крестов данный сакральный объект отличает почти полное отсутствие черт православного культа: отсутствие самого креста, молитв при обращении к бабушке. В качестве исключения можно упомянуть лишь обычай совершать крестное знамение при обращении к бабушке . Также важной чертой почитания этого места является то, что не все жители деревни даже знают о том, где находится данный объект. В целом, можно сказать, что обычаи почитания этого святого места имеют маргинальный характер по отношению, например, к обычаю «ходить ко кресту» на Троицу. Последний обычай соблюдается всеми жителями деревни, а информация о месторасположении креста является общеизвестной. Две последние черты сближают «бабкин пень» с другим своеобразным сакральным местом Архангельской губернии – Козьминым перелеском или Хаарв Пад («лиственичной рощей»), как называют его ненцы. Харв Пад представляет собой участок леса около зимника, связывающего Мезень с северными территориями района, а также Ненецким автономным округом. Ненцы издавна связывают с этим местом разнообразные культовые практики: вырубали деревья для шаманских бубнов и в качестве оберегов . Русские жители Мезени, хотя и не охотно, рассказывают о том, что останавливаются в перелеске и приносят дары, как правило, сигареты, монеты или патроны. Вместе с тем, те, кто соглашается рассказывать о традициях почитания данного сакрального места говорят, что проезжая здесь, считается обязательным остановиться и оставить в роще какой-либо предмет в качестве жертвы, «а то дороги не будет». Более того, распространены истории о бедах в пути, случавшихся с теми, кто пренебрёг данным обычаем . Оба сакральных объекта и Бабкин пень и Козьмин перелесок находятся около дорог, ведущих в Архангельскую область с ненецких территорий. Собственно дорога через Мезень – Кимжу на Пинегу была второй дорогой по которой жители Пустозерска добирались на Пинежскую ярмарку по крайней мере в XIX веке. С. В. Максимов оставил описание «пустозеров», проезжающих через город Мезень: «В окно видны бегущие по улице целые аргиши: множество оленьих санок, одни за другими, нагруженных обледенелыми бочками. "Это не торговцы, это пустозера", – отвечает хозяйка, – "на Никольску на Волок (в Пинегу) ладятся… с рыбой и со всячиной. Эти у нас и возов не развязывают» . Если смотреть на оба сакральных места с точки зрения их придорожного расположения, то мы видим следующее. Во-первых, оба объекта расположены на крупных дорогах, которые вели с Востока из Приуралья в Архангельскую область. В XIX веке эти дороги использовались ненцами и коми-ижемцами для доставки товаров на ярмарку в Пинеге. То есть, по ним осуществлялось регулярным миграции нерусскоязычных торговцев. Во-вторых, Оба объекта расположены на въезде на территории, заселенные преимущественно русским населением с территорий, на которых проживали преимущественно коми-ижемцы и ненцы. Таким образом, оба объекта могут маркировать культурную, а точнее хозяйственно-культурную или религиозную границу: окончание территорий, где проживают преимущественно оленеводы, исповедующие традиционные верования, от территорий, населенных православными земледельцами. Безусловно, это предположение требует дополнительной проверки, которая будет произведена автором впоследствии на основании материалов периодических изданий XIX века и архивных данных. Однако уже сейчас это предположение объясняет три особенности обоих сакральных мест. Во-первых, не знание (или нежелание знать) о существовании этого сакрального места, распространенное среди значительной части жителей города Мезени и деревни Вожгора. Во-вторых, очевидно «не-христианский» характер почитания святых мест. И наконец, в-третьих, наличие именно двух таких нехристианских сакральных мест в Архангельской области, по крайней мере, известных в научной литературе, которые почитаются русским населением. Культурные трансформации XX века. Также в ходе экспедиции были найдены и подготовлены к изданию два важных источника, которые проливают свет на культурные, демографические и хозяйственные изменения на Русском Севере во второй половине XX – начале XXI века. Так, в ходе работы был отснят и затем транскрибирован дневник одного из жителей деревни Вожгора, охватывающие период с 1972 по 2007 годы. Также в един xls-файл были введены данные похозяйственных книг с 1986 по 2016 год по деревне Вожгора. А также части похозяйственных книг (период с 1986 по 1990 и период с 2013 по 2016 годы) по деревням Шегмас, Ларькино и Зубово. В частности сравнение данных этих источников с краеведческой литературой показывает, что так называемое «вымирание деревни» в настоящее время (1990-е – 2010-е) которое видится современным исследователям и местным жителям как объективный «конец деревни», «красной чертой, после которой закончится ее существование», может быть сопоставлено с многочисленными «вымираниями деревни в предыдущие столетия: Население села Койнас и деревни Вожгора в XVIII-XIX веках Поселение 1719 1748 1762 1782 1795 1811 1815 1833 1850 1858 1897 Койнас (чел.) 70 368 438 439 441 384 333 329 335 355 502 Вожгора (чел.) 110 312 354 409 443 443 392 431 344 358 547 Как видно из приведенной таблицы сокращение населения жителей деревни Вожгора и села Койнас было регулярным. Наименьшее число жителей зафиксировано документами в начале XVIII века, и во втором десятилетии XIX века. Аналогичную картину можно наблюдать на рубеже XX и XXI веков. По данным похозяйственных книг на 1 января 2016 года население Вожгоры составляло 551 человек. Из них 71 человек обучался в Вожгорской средней школе, а 80 были детьми дошкольного возраста. 193 человека числилось пенсионерами. Это очень высокий показатель (35 % населения). Эта цифра сравнима с количеством пенсионеров по данным за 1986 года, когда население деревни было в два раза большим. Вместе с тем, на фоне других северных деревень этот процентный показатель не выглядит высоким. 76 человек дееспособного возраста числятся безработными. Если говорить о работодателях, то крупнейшим работодателем является Вожгорская средняя общеобразовательная школа. В ней работает 38 человек. Как показали интервью – это одни из наиболее обеспеченных и востребованных жителей деревни. Обеспеченных, поскольку многие из работников школы являются пенсионерами по возрасту и получают пенсию вместе с заработной платой, в сумме зарплата и пенсия составляют от 40 000 до 65 000 рублей. Работники школы являются востребованными, поскольку у них практически нет конкурентов. Например, учитель истории Вожгорской школы взял отпуск для написания диплома в архангельском вузе, азамены ему в деревне не нашлось. Именно в школе работает трое из четырех приезжих из города. Вторым по численности предоставляемых рабочих мест работодателем является государственная компания Архоблэнерго, в ней работает 23 человека. 14 человек работает в Вожгорской участковой больнице. По 6 человек работает в Администрации МО «Вожгорское», Вожгорском доме культуры и Вожгорском почтовом отделении. 20 человек заняты в различных частных компаниях. Остальные занятые – социальные работники, работники лесничества и единичные работники, как то: работник аэропорта, участковый милиционер, агент Госстраха. Если мы обратимся к материалам похозяйственных книг 1986 года, то по нашим подсчетам население Вожгоры на 1 января 1986 года составляло 1073 жителя. Из них 98 числились временно выбывшими. Большинство выбывших были молодыми людьми, проходившими службу в рядах советской армии, или девушками, учившимися в техникумах и институтах. Иногда случалось так, что молодой человек, отслужив три года на флоте, поступал в институт. Отучившись пять лет, он по распределению отправлялся на два-три года работать в один из районов области. А по окончании этого срока возвращался в Вожгору. Таким образом, он проводил за пределами деревни около 10 лет жизни. После этого он возвращался и шел работать в совхоз или на лесопункт. Людей, не выезжавших за пределы свое деревни, в 1980-е годы в Вожгоре почти не было. А вот тех, кто побывал в Крыму, во Владивостоке и других городах Сибири и несколько лет прожил в Архангельске или Ленинграде было немало. Из оставшихся 975 жителей 152 были детьми дошкольного возраста, а 140 человек – школьниками. 220 человек в похозяйственных книгах значатся пенсионерами. Лешуконский район приравнен к районам крайнего Севера, поэтому мужчины выходили на пенсию в 55 лет, а женщины в 50 лет. Таким образом, в деревне работало 463 человека. Основным работодателем был Совхоз «Вожгорский», объединявший кроме центрального села близлежащие поселения: Лебское, Родому, Пустыню, Ларькино и Шегмас. Непосредственно в Вожгоре в совхозе работало 165 человек. Кроме совхоза крупнейшими работодателями были: Вожгорская средняя школа, где работало 48 человек, Сельхозрайпотребкооперация – 42 человека и Вожгорский участок Передвижной механизированной колонны – 28 человек. Вопреки логической ассоциации ПМК – это не транспортное, а строительное предприятие. Оно занималась строительством Дома культуры, дома быта, здания школы, детских садов. В 1980-е годы в Вожгоре появилось несколько новых зданий с паровым отоплением и водопроводом. Кроме крупных работодателей было и множество небольших – агентство Госстраха, сберегательная касса, лесничество, рыболовная инспекция, вожгорская участковая больница, киноклуб, воинская часть, сельский совет, библиотека и несколько других. В доме быта работали закройщик, парикмахер, швея, обувной мастер. Очевидно, что такая внушительная сфера обслуживания гораздо больше напоминает город, чем село. Но мы по-прежнему говорим о Вожгоре, одном из наиболее удаленных сел Архангельской области. Тверская Карелия. А. Г. Новожилов в июле-августе 2016 года провёл полевое исследование в Лихославльском районе Тверской области среди этнической группы тверских карел. Провёл глубинные интервью с местными жителями в возрасте от 35 до 80 лет. Также А. Г. Новожилов исследовал традиционную праздничную обрядность и повседневную ритуалистику, сохранившие актуальность в быту современных тверских карел. В структуре мероприятий современного праздника было выявлено три основных пласта элементов: 1. Относящиеся к сфере «традиционной культуры»; 2.Те, чей генезис может быть отнесён к советской эпохе и 3. Элементы охватывающие массив постсоветской, «современной», культуры. В ходе глубинных интервью было выявлено отношение информантов к советскому прошлому, а также почёрпнуты сведения о типах и способах организации трудовых коллективов, в том числе колхозных бригад. В ходе полевой работы в Тверской области А. Г. Новожилов создал корпус материалов по традиционной, советской и современной культуре карелов как неотъемлемой составляющей этнической картины Русского Севера. Собранные интервью и дневниковые записи переданы руководителю грантового проекта. Республика Коми. Помимо работы в деревне Вожгора Д. Д. Петров в августе 2016 года провёл полевую работу в деревне Латьюга Удорского района Республики Коми. В фокусе исследования находилась актуальная духовная культура местного населения и, в частности, сакральный ландшафт деревни. Основным почитаемым сакральным комплексом Латьюги выступает "Аникина келья" - запечатлённое локальным нарративом место жизни и кончины местночтимого святого Аники. Согласно местным преданиям, Аника владел лошадью, помогавшей жителям Латьюги в полевых работах и обладавшей сверхъестественными способностями (переплывать Мезень). Сакральный комплекс состоит из часовни, возведённой на месте легендарного захоронения Аники, нескольких обетных крестов (один расположен у часовни, два других - ближе к берегу Мезени) и почитаемого озера Келья - вода из которого, по представлениям местных жителей, обладает целебными свойствами. Жители Латьюги, как постоянные, так и посещающие её ныне только в летний период, стремятся хотя бы раз в год посетить локальную святыню. Здесь принято устраивать застолье, записывать свои просьбы к святому в тетради, помещённые в часовне, а также зажигать свечи на могиле Аники. Святыня находится примерно в 4-х километрах от деревни - на другом (правом) берегу Мезени. Местные жители прибывают сюда обычно на лодках. Святому Анике посвящена также часовня, в центре деревни. Эта часовня была построена в постсоветский период. Картину сакрального ландшафта Латьюги дополняют два "защитных" монументальных восьмиконечных креста, один из которых расположен на въезде в деревню, а другой - в её конце. Представления и ритуалы, связанные с почитанием Аникиной кельи имеют яркие черты "народной религии" - комплекса неканонических религиозных воззрений, бытующих в культуре различных сообществ. Расшифровка источников. Е. П. Желамской была проведена расшифровка дневника жителя Вожгоры. Дневник начинается в1971 году и доходит до 2007 года, когда его автор умирает. Этот дневник – явление и обычное и необычное. Многие охотники-вожгорцы держат в охотничьих избушках тетрадки. Куда они записывают количество добытых рыб, животных и птицы. Промысловые записи занимают очень важное место в дневнике. Ежегодно описывается количество добытых мясных и пушных зверей, рыбин (под этим понятием в Вожгоре понимается только лосось), а также других рыб. В дневнике детально описываются отъезды и приезды родственников и знакомых из Архангельска и из других деревень на различные праздники. Но в данном дневнике отразился более широкий круг событий. В частности отражены в нем политические изменения 1987-1992 годов, что делает его уникальной хроникой, «летописью» Перестройки в Северной деревне. В нем почти незаметны события 1985-1991 годов, которые так сильно изменили «город», однако экономические явления начиная с 1992 год описаны подробно. Именно они и подразумеваются когда местные жители говорят о перестройке, в их «emic» терминах «когда разрушение пошло», «когда все развалилось». Восприятие перестройки является чрезвычайно важной темой, которая будет обязательно исследована участниками грантового проекта. Апробация всего изложенного материала планируется в ходе конференций 2017 года.