Аннотация:Статья представляет собой исследование взаимосвязи и диалога образов меноры и креста,
семантика которых обнаруживает глубинное родство. Общий очерк развития иконографии
семисвечника и креста позволяет показать, как иконография креста вырабатывалась в диалоге с
образом меноры, который сложился как символ задолго до того, как крест стал главным символом
христианства.
Сопоставление хронологии развития двух символов неизбежно оставляет за рамками статьи
оказываются многие аспекты бытования меноры и креста, каждый из которых заслуживает
отдельной работы.
Для того, чтобы выявить вектор символического взаимодействия двух образов были
рассмотрены этапы их существования как реальных исторических объектов, которые проходили
свои стадии развития, осмысления и изображения. В статье дается очерк истории меноры - от
момента ее создания до ее исчезновения в первые века нашей эры, после разрушения
Иерусаоимского Храма. Затем рассматриваются этапы осмысления меноры в библейских текстах
и текстах периода Второго Храма - у пророка Захарии, затем в книгах Маккавейских, а затем у
Филона Александрийского и Иосифа Флавия. Если сначала менора - это зримый образ Древа
Жизни, то постепенно она приобретает все более умозрительный характер, становясь у пророка
Захарии образом древа Мессии и божественного зрения и света, а у Филона Александрийского -
образом небесных светил и устройства небосвода. Благодаря Маккавейским книгам и
установлению праздника Хануки менора становится символом государственности. Таким образом
на протяжении веков семисвечник как стержень, собирает и накапливает смыслы для того, чтобы
стать символом, как его знает Средневековье. Менора становится изображением, в котором
«найдено оптимальное равновесие образной явленности и взыскуемой трансцендентности»
(А.Л.Доброхотов), и в которой есть свойственная только символу «многозначность и динамика
перехода от смысла к смыслу». Происходящее с менорой можно назвать процессом
символизации, во время которого изобразимый образ приходит последним. Образ меноры,
появившийся на важнейшем месте над Арон Кодешем в синагоге в Дура-Европос в 165 г.,
представляет собой последний этап процесса символизации.
Вторая часть статьи посвящена образу креста. Начало истории христианского креста
принципиально отлично от библейского повествования о создании меноры. После распятия
Иисуса Христа в Иерусалиме крест не изображался вовсе и как таковой не описывался в текстах,
поэтому мы до сих пор не знаем, как выглядел крест. Накопление смыслов, связанных с крестом,
происходит в первые века н.э., но поначалу этот круг смыслов не находит никакого зрительного
выражения. Первая форма зрительного выражения иконографии креста - это буквенные
абревиатуры, встречающиеся в христианских рукописях. Древнейшее визуальное выражение
христианского учения о кресте начинается с особого толкования имени Иисуса. В древнейших
христианских рукописях имя Иисуса передается как буквы «йота» – «эта» под титлом (IH) , и до
конца II в.н.э.в христинских рукописях сокращались таким образом четыре слова – Иисус,
Христос, Κύριος («Господь»), θεός («Бог»). Позже к ним прибавились дополнительные священные
имена и к византийскому периоду их стало 15 . Изначально сокращение такого рода
использовалось еврейскими переписчиками для того, чтобы священное имя Божие (nomina sacra)
было сразу же отличимо от остального текста, однако сокращение имени Иисуса является, по
словам Л.Хуртадо «христианской инновацей» и зримым выражением еврейских корней
христианства, в силу которых «абстрактная, «нефигуративная» пластика письменного знака
противостоит конкретной «фигуративной» пластике человеческого тела». Рассмотрев
многочисленные примеры и комментарии святых отцов я делаю вывод, что до эпохи Константина
крест – это идея, содержание, а не образ.
Нужен некий внешний толчок для его овеществления как священного предмета. Нужно чудо как
непосредственное вмешательство высшей силы в ход истории. Именно это происходит в явлении
креста императору Константину. В видении Константина крест стал символом и залогом победы и
легитимного правления. Затем, в следующих видениях Константина, крест усваивает солярный
символизм (звездносоставный крест). И только после того, как все эти смыслы собраны воедино,
начинает развиваться собственно изобразительная традиция. Комплекс идей должен был найти
свою связь с материальной формой креста.
В результате проведенного исследования оказалось возможным показать, что утверждаемая
первыми христианами преемственность Нового Завета по отношению к Ветхому завету имела
также и конкретное образное содержание. Образ меноры, появившийся впервые на монете
Антигона еще в Иерусалиме периода до разрушения Храма явился завершением особой стадии в
развитии человеческой культуры. Библейское сознание, отказывающееся от пластического
выражения идей, создало образ нескольких драгоценных вещей Храма. Их смысл был укоренен в
мифологическом сознании, свойственном древности. Будучи мифологическим образом, который
«значит то, что передает и передает только то, что значит», менора древности несет в себе
смысл драгоценной царской вещи, созданной для единственного Храма, священного древа и
вместилища света. Однако, по словам О.Фрейденберг, «у понятия есть этап, когда оно передает
не то, что значит и значит не то, что передает. На этом этапе оно появляется в виде метафоры,
вернее, этот его этап объективно рождает метафору» . Именно эту стадию проходит менора, и по
мере приближения к поздней античности ее метафорическое значение становится все более и
более важным. Меняющийся иудаизм периода Второго Храма сумел создать из семисвечника
символ, обладающий уникальной для Средиземноморья полнотой содержания. Древо жизни стало
древом присутствия Бога с избранным народом, чудо света и усилия Маккавеев сделали менору
символом государственности, а эллинистическая культура увидела в меноре космический
символ. Вместе с тем «вещный» аспект никогда не уходит из символа меноры, как показывают
рассуждения раввинов о материале, из которого менора должна быть сделана. Напротив,
метафизическая и метафорическая природа креста ощутима на гораздо более раннем этапе, и
именно его вещное начало оказывается столь трудным для уяснения. Именно поэтому для
преодоления страшного римского креста необходима особая, сублимированная стадия мышления
о кресте , во время которой привлекаются ближайшие смысловые аналогии, связанные с древним
иудаизмом. Представляется, что образ креста прошел через схожие стадии символизации, что и
менора, постепенно накапливая все многообразие смыслов. Каждая ступень этого процесса была
обусловлена новой гранью его осмысления. Вместе с тем изначально крест имел более широкое
значение, чем менора, поскольку христианство утверждало себя как вселенская идея, в то время
как иудаизм подчеркивал свой национальный характер.